М.Л.Плахова Б.В.Алексеев |
Вверх и вниз по АмазонкеКнига известных художников М. Л. Плаховой и Б. В. Алексеева во многом отличается от научно-популярных книг и рассказов о путешествиях. Все началось с того, что профессиональные художники участвовали в научных экспедициях на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев» в Тихом океане, позднее — на корабле «Академик Курчатов» в Индийском океане. Вверх и вниз " по Амазонке. Чрезвычайное обстоятельство.Память об океане была прочной: стоило закрыть глаза, и над палящей синевой моря зависал горящий диск. Тихими вечерами, скатившись по небосклону, садилось солнце в гнездо оранжевых облаков, выбрасывая последние стрелы света. Сквозь расплавленную щель изливало последний пульсирующий свет, и океан угасал, храня между спинками волн горячечный блеск заката... Впереди снова лежал путь за экватор, в страны, где северный ветер несет тепло, а южный — прохладу, первый весенний месяц открывает осень, а исход мая знаменует начало зимы. Солнце, бессильно лежащее на подоконнике московской квартиры, вновь готово было испепелить, сжечь тропическим жаром наши тела и души. Впрочем, пора было переходить от слов к делу, запасаться холстами и красками, хотя, как утверждали шутники, на Амазонке понадобится лишь один зеленый цвет! Плахова Это было так давно, что думается: а было ли вообще? Одноэтажный особняк круглый, как праздничный пирог, разделен на секторы-квартиры с узкой полоской сада, где на каменных тумбах чудом сохранились блестящие зеркальные шары — в них, как в комнате смеха, отражаются удлиненные или расплюснутые детские лица. Чумазые, перепачканные горьковато-сладким соком каких-то темных, похожих на рябину ягод, что гроздьями растут вперемежку с колючими шипами. Узорная чугунная ограда окружает двор, сквозь решетку проросли искривленные ветки старых деревьев. Флигель особняка превращен в столярную мастерскую. День-деньской визжат и скрежещут пилы, ветерок выдувает на мощенный булыжником двор мелкие, белесые, как мука, опилки. Так и стоит в Москве на улице Мишина этот не тронутый временем старый дом, застряв между прошлым и будущим, в Петровском парке, ставшем ныне комфортабельным районом близ метро станции «Динамо». Хлопают крыльями, купаются в лужах куры — водопровода нет и в помине, дом снабжает водой водовоз. Рыжая флегматичная лошаденка с широкой плоской спиной запряжена в телегу с деревянной бочкой, ждет покорно, пока жильцы наполнят ведра. Хлещет из отверстия бочки вода, дремлет возница, зажав в кулаке деревянную пробку. Худая девчонка с исцарапанными руками и коленками, с пышным бантом на голове долго примеряется, переминаясь с ноги на ногу, и неожиданно ныряет под оглобли, согнувшись, проскакивает под брюхом лошади. Все рассчитано точно, но бант касается лошадиного живота, и лошадь привычно бьет по брюху ногой, ей кажется ползет назойливая муха. Отделавшись хорошим синяком, девчонка летит кувырком под восторженные крики ребятишек. Кто-то из стоящих в очереди женщин успевает наградить ее звонким шлепком, что куда больнее и обиднее ленивого движения лошади. Девчонка, перемазанная ягодами,— это я. И девчонка с бантом тоже. Почему-то именно эта картина всплывает перед глазами, когда покосившийся старый дом уже врос в землю и вокруг торопливо поднимаются многоэтажные корпуса. Наверное, потому, что в те дни среди бесчисленных проказ и бесславно кончавшихся шалостей все мы распевали неизвестно откуда взявшуюся дурашливую песенку: |