М.Л.Плахова

Б.В.Алексеев

Вверх и вниз по Амазонке

Книга известных художников М. Л. Плаховой и Б. В. Алексеева во многом отличается от научно-популярных книг и рассказов о путешествиях. Все началось с того, что профессиональные художники участвовали в научных экспедициях на научно-исследовательском судне «Дмитрий Менделеев» в Тихом океане, позднее — на корабле «Академик Курчатов» в Индийском океане.

Вверх и вниз " по Амазонке. Чрезвычайное обстоятельство.

Предложение нас устраивало, но на всякий случай мы сказали, что надо подумать. Как-никак глаза еще были пол­ны моря, а уши — плеска океанских волн. Подумав, мы отправились в Каракумы. Действительно, они были сход­ны: бессильные песчинки, кроткие капельки воды. Разроз­ненные, развеянные, превращались в ничто, воссоеди­няясь, становились грозной силой: мириады песчинок погребали города, капли, став океаном, смывали берега в пучину.

Мы работали на мертвых барханах и в живых саксауло­вых рощах, высаженных руками людей на бесплодных такырах. Бродили по развалинам древнего Мерва, писали в тени фисташковых лесов, на склонах Бадхызского запо­ведника, среди паутины пробитых архарами троп. Рисова­ли людей, что умеют из песка строить дома и выращивать сочные гроздья винограда там, где нога уходит в песок, с альбомами в руках прошли по рукотворной реке — каналу имени Ленина.

Четыре года самолеты и поезда доставляли нас из Европы в Азию, в- Ашхабад, в Туркмению. Но работа была сделана, и жизнь стала входить в привычную колею. Теперь все начиналось сначала.

На обратном пути из Института океанологии водитель «Жигулей» Плахова сосредоточенно молчит, дважды про­скакивая светофор на красный свет. Где-то на полпути к дому, в районе Новодевичьего монастыря, она наконец совмещает переживания с правилами движения и откры­вает рот, чтобы сообщить мне о своих сомнениях и коле­баниях, приводя доводы, из которых следует, что в силу ря­да обстоятельств наша причастность к новому много­месячному рейсу в океан практически невозможна, более того, немыслима. Прежде чем свернуть к дому, она притор­маживает и поворачивает ко мне лицо:

— Только уговор: помалкивай. Никому ни звука. По­нял?

Теперь и у меня теснятся сомнения, всплывают неот­ложные, несовместимые с океаном дела.

Так мы идем или не идем в рейс? — отваживаюсь спросить, когда она, газуя, проскакивает ворота.

Что значит «не идем»? Идем, естественно. Разве есть вопросы?

Вопросов не было. Да и в чем, собственно, дело? Энту­зиасты с рюкзаками за плечами отправлялись пешком с Дальнего Востока в Прибалтику. Папазовы на спасатель­ной шлюпке пересекали океаны. Один из молодых этногра­фов, преодолевая сопротивление жены, во что бы то ни стало пытался назвать сына Тутанхамоном... Словом, лю­дям свойственно стремление к необычному. Не зря подаре­но нам судьбой соседство с Московским зоопарком: засы­паем и просыпаемся под рыкание львов, тяжелые вздохи белой медведицы, кошачье мяуканье павлинов.

«И еще жизнь прекрасна потому, что можно путешест­вовать». Время неуклонно стирает воспоминания, как тече­ние размывает след на песчаном дне. И все же в душе остается частица пережитого: околдованные лагуны и атол­лы, лабиринты коралловых рифов, клубящаяся бирюза про­свеченных солнцем вод.